Бредовость данного предложения заключается в одной простой мысли: кто и как будет определять «русскость» того или иного блюда? Вот, к примеру:
Салат с крабами – это русское блюдо? - Нет? А собственно почему? Крабы в наших морях водятся, а листья зелени издавна выращиваются.
А картофельное пюре с котлеткой? - Ведь, явно чуждое. Картофель - американский, а слово котлета даже звучит не по-русски. Не говоря уже о том, что до конца XVIII века (до прихода немецких и французских поваров) рубленые котлеты у нас и не использовались.
Или помидоры, политые растительным маслом? Вот, кстати, с помидорами все совсем затейливо. Понятно, что происхождение их из Америки уже само по себе делает их бездуховными и чуждыми. Впрочем, как тогда поступать с обычными нашими щами или бычками в томате – непонятно. И вообще, ежели оглянуться назад, то продукт этот – совершенная экзотика для нашей кухни даже во второй половине XIX века.
Вот почитаем только журнал «Русское слово» за 1859 год. Его корреспондент побывал во Франции и пишет из Марселя. Там он немало удивлен свободными французскими нравами. К примеру, тем как местные мужчины в присутствии дам сбрасывают свои сюртуки и в одних, пишет он, кальсонах бросаются в море.
Сплошной разврат и бездуховность французов не смогла, однако, победить извечное наше любопытство и стремление к знаниям. Морской же воздух вызывал огромный аппетит. И наш соотечественник, конечно, не мог пройти мимо местного ресторана.
